Легли в ту ночь поздно. Младшие быстро уснули, а мама не спала — до самой зари слышались ее глубокие и печальные вздохи. Она и не подозревала, что я тоже не смыкаю глаз.

Неспокойно было уезжать из дому — враг приближался к родным краям. Но что я мог сделать? Чем помочь? Позже из города, где стоял батальон, я послал вызов маме и сестре, написал, что нашел квартиру. Но они так и не приехали.

Что случилось — я не знал.

…Коробочкин ушел к комбату. Колеса постукивали на стыках, поезд мчался к Москве. Все это время я с нетерпением ждал, когда же мы окажемся на фронте.

Подмосковье встретило крепким морозом, в вагоне стало заметно холоднее. Прильнув к окнам, мы пытались понять, куда нас везут. А эшелон несся по окружной железной дороге в кромешной темноте, и не сразу удалось определить направление движения. Наконец состав остановился, прозвучала команда, и началась разгрузка.

— Это где же мы? — спросил Мялковский, сразу оживший и повеселевший после отдыха.

— Никак, Люберцы! — воскликнул Коробочкин.

Да, это был подмосковный городок, от которого до Москвы рукой подать. Наша бригада разместилась в поселках Дзержинском и Капотне, другие части корпуса — в районах Люберец и Малаховки. Штаб корпуса расположился в здании управления Завода сельскохозяйственного машиностроения имени А. В. Ухтомского.

То, что мы оказались в тылу, никого не удивляло — воздушно-десантным частям совсем не обязательно быть близко к передовой, их ведь станут вводить в бой по воздуху. У всех на устах был другой вопрос: когда же это случится? Выяснилось, что корпус находится в резерве Западного фронта, и мы должны быть в постоянной готовности к действиям на любом направлении.

К большому моему сожалению, предполагавшийся сначала район выброски был изменен. Не пришлось действовать в родном краю. Однако не до огорчений было. В первой неделе декабря мы с великой радостью узнали о начале контрнаступления советских войск под Москвой и теперь с нетерпением ждали, когда придет наш черед бить врага.

Глава вторая

ПО ТЫЛАМ ВРАГА

Куда эвакуировать раненых? — Диверсии на рокадной дороге. — В домике лесника. — Бой за опорный пункт. — Первый опыт. — На Волховский фронт. — Снова в тыл врага. — Медпункт в огненном кольце. — Прорыв через линию фронта.

В конце декабря стало известно, что бригаде предстоит выделить диверсионные группы для действий в тылу врага в районах Вереи, Медыни и Юхнова. Цель — нарушение коммуникаций противника, блокирование путей его отхода.

Вскоре начальник санитарной службы бригады военврач 2 ранга Кириченко вызвал меня на инструктаж. Сообщил, что мне предстоит действовать с диверсионной группой, возглавляемой лейтенантом Иваном Семеновым.

— Ваша задача, — говорил он, — организовать помощь раненым в тылу врага, сбор их и эвакуацию в медицинские учреждения частей, которые подойдут с фронта в ходе наступления.

«Легко сказать… А если не подойдут?» — подумал я и спросил об этом.

— Тогда будем эвакуировать раненых по воздуху… — не совсем уверенно ответил Кириченко.

И вот один за другим поднялись в небо тяжелые самолеты. Вылетели с таким расчетом, чтобы десантироваться перед рассветом. Ровно гудели моторы. Десантники сидели молча. Рядом со мной примостились санинструктор Тараканов и санитар Мельников. Вот и весь наш небольшой медпункт. Фельдшер Мялковский и остальные санитары батальона вылетели с другими подразделениями.

Недолгим был полет в неизвестность, но о многом я успел передумать. Нужно сказать, что во время десантных операций работа врача мало чем отличалась от той, которую выполняли фельдшер, санинструктор или санитар, хотя, конечно, ответственность на нем лежала неизмеримо более высокая. Дело в том, что о всесторонней врачебной помощи в тылу врага и думать не приходилось. Комплект медикаментов, умещавшийся в санитарной сумке, позволял наложить 12–15 первичных повязок, лигировать в ране кровоточащий сосуд и без серьезной обработки ушить открытый пневмоторокс в том месте, где нет возможности устранить его наложением повязки. Конечно, мало, очень мало всего этого, а потому мы заботились о том, чтобы каждый десантник имел при себе индивидуальные перевязочные пакеты.

Забегая вперед, скажу, что, получив затем опыт действий в тылу врага и поняв, как важно уметь оказывать первую медицинскую помощь, наши бойцы в дальнейшем перед десантированием старались взять лишний индивидуальный перевязочный пакет, даже если приходилось при этом оставить что-то из еды. Но тот полет, в который отправили нас в конце декабря сорок первого, был для большинства боевым крещением, и особым опытом мы не располагали.

Десантирование прошло успешно: разброс приземлившихся подразделений не превышал полутора-двух километров. Это позволило быстро собраться в назначенном месте и немедленно выступить к указанному рубежу.

Преодолев около десяти километров, группа Семенова вышла на рокадную дорогу между Можайским и Калужским шоссе. Здесь лейтенанту было приказано организовать засаду, чтобы не позволить врагу перебрасывать резервы с одного направления на другое.

Еще не рассеялась предрассветная мгла, когда десантники оседлали большак около неширокого деревянного моста через скованную морозом речушку. Семенов выслал саперов заминировать мост.

Долго ждать не пришлось. Вскоре послышался гул моторов и показались огоньки автомобильных фар. Они быстро приближались. Колонна гитлеровцев шла на большой скорости.

Группа встретила противника плотным огнем. Ударил приданный миномет. Первая машина завалилась в кювет, вторую развернуло, и она загородила дорогу. Из кузова стали выпрыгивать вражеские солдаты, сразу попадая под меткий огонь десантников.

Однако противник быстро оправился от внезапного удара. Его пехота залегла на берегу, а к мосту, столкнув с дороги застывшую поперек нее машину, помчался бронетранспортер. Вот тут-то и сработали мины, установленные саперами. Мост взлетел на воздух, а бронетранспортер рухнул в реку, проломив лед.

Гитлеровцы открыли с противоположного берега сильный огонь. Завязался бой, напряжение которого нарастало с каждой минутой.

Тараканов и Мельников находились в готовности немедленно оказать медицинскую помощь десантникам. Вскоре работа у них появилась. А вот уже и мне доложили по цепи:

— Товарищ военврач, у дороги раненый!

Я прикинул, как лучше добраться до раненого, сделал одну перебежку в его сторону, но тут заметил, как вражеские пули взбили фонтанчики снега возле нашего пулеметчика, и он обмяк, выпустив оружие из рук.

— Мельников, к дороге! — распорядился я, а сам бросился к пулеметчику. Не составляло труда определить, что у десантника опасное ранение бедра: кровь буквально хлестала, окрашивая снег.

За пулемет лег лейтенант Семенов.

— В укрытие его, доктор! — крикнул он. — Сейчас еще жарче будет!

Где ползком, где пригнувшись, я доставил солдата в безопасное место. Быстро приготовил резиновую ленту и сделал два кольца на бедре выше раны. Кровотечение удалось приостановить, но я понимал, что это лишь временная мера. Закончив перевязку, как полагалось, подложил под жгут записку, в которой указал время его наложения. А сам подумал: «Для кого она? Два часа в распоряжении раненого, всего два часа… Разве за это время удастся доставить его в лечебное учреждение наступающей с фронта части?»

Подполз Мельников, доложил, что раненые, которым он оказал помощь у дороги, остались вести бой.

— Сколько их? — поинтересовался я, вспомнив, что докладывали лишь об одном.

— Двое… Ранения нетяжелые — у одного кисть руки зацепило, у другого щеку слегка.

— Возьмите плащ-палатку у раненого пулеметчика да пару жердей в лесу подберите, — приказал я. — Нужно носилки соорудить.

— Есть! — кивнул Мельников. — Сейчас сделаю, — и прибавил удивленно: — Что-то тихо стало…